Общество Прав Человека Узбекистана
Официальный сайт
В
условиях отсутствия справедливости и
правосудия
государство
превращается в шайку разбойников
Августин Аврелий
Гостевая книга Форум Чат Сообщество правозащитников Почта Опросы общественного мнения Узбекчa Русский English France
ГДЕ
ВАШЕ ВЕРХОВЕНСТВО ‘РЕСПУБЛИКА’
УЗБЕКИСТАН?
Не
стоит особо напрягаться, если вдруг
нахлынули суверенитетные ассоциации, - речь
пойдет о несколько иных категориях, хотя
как знать... все едино в этом мире, а иного
вроде не дано. Ведь, почитай, из полисной
культуры древнего Рима к нам пришло понятие
‘публика’ (лат. - народ), притом не просто
какое-нибудь там сборище, а хотя и
неформальная совокупность, но совокупность
целеустремленных, деятельных граждан,
объединенных такой конкретикой
интересов и прав, что их как бы общее
дело в конце концов обращается в достояние
общества. На языке римлян эта мирîвозренческая
категория звучала как ‘рес-публика’ (букв.
- деяние всех). По нынешним временам ‘республика’
- это форма государственного управления, в
связи с чем явно недостающую теперь
категорию, грубо говоря, неформальной
активности масс, наука назвала ‘менталитетом’.
Таким образом, суть вопроса, вынесенного в
заглавие, состоит в диалектике
единства неформального и
регламентированного на территории
Узбекистана.
Èç
Заявления о государственной независимости
РУз от 31.08.91.:
“ОТНЫНЕ
на территории Республики Узбекистан
признается БЕЗУСЛОВНОЕ
верховенство Конституции и законов
Республики”.
На
первый взгляд лаконизм тезиса вполне
самодостаточен и ясен, особенно когда нет
особой охоты или времени вникать в
семантическую риторику устоявшихся
штампов, типа: “Командовать парадом буду я
!”. Правда, несколько смущает тавтология в
его составе, которая при беглом чтении в
целом не ощутима. Так, Республика
Узбекистан, как форма государственной
организации общества, естественно включает
в свою юрисдикцию помимо территории ‘Узбекистан’
(страноведческая категория, которой ближе
дефиниция ‘держава’ чем ‘государство’)
еще ряд соответствующих
экстерриториальностей. Принцип
верховенства скорее политический, чем
географический и также тяготеет к
юрисдикции. Похоже территориальное
уточнение в данном контексте не совсем
корректно. Лишь Конституция РУз,
немотивированно снивелировав ст.1 политический и
страноведческий аспекты названия
государства (отчасти размывая демаркацию
независимости) в развитие ст.5 Основ
государственной независимости РУз, Своей
ст.15 снимает несколько неуместное слово
‘территория’. Тем не менее слово ‘безусловное’
удержалось, хотя ‘верховенство’
понимается буквально, как ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОСТЬ
профессионального руководства, т.е. уже ряд
условностей. Не углубляясь в этимологию
cогласимся
с устоявшимся
расслоением (стратами) социального
признания профессиональности
руководства на КОМПЕТЕНТНУЮ (цензированную
обществом) и ХАРИЗМАТИЧНУЮ (делегированную
обществом). При этом их исключительностью,
то бишь панстратификальностью управления
социумом (единством градации
интеллектуальных возможностей общества)
является соответствие директивных
актов законам
природы общества, условно говоря, - её
ПРИРОДНАЯ (легитимированная менталитетом
общества) признанность, которая несмотря на
историческое изобилие его (верховенства)
персонификационных извращений то под
предлогом “наследования” (монархия), то
под необходимость “сильной руки” (тирания),
тем не менее остается высшим, изначально
прямым НАРОДОПРАВСТВОМ, модернизированным
условностями глобализма в “народовластие”,
сведенное самим актом избирательной
исполнительности до распоряжения тайной
волеизъявления масс. Такова, стало быть, “безусловность”
верховенства, зависящего тем не менее от
условностей имманентной генерализации
воли народа.
Возможно
означенный тезис вовсе и не тезис о
верховенстве, а эвфемизм заявления того,
что до 31.08.91 исполнение законов было
обусловлено, надо полагать,
идеологическими, экономическими,
политическими условностями управления
страной, хотя, с другой стороны, природа
этого социального феномена как раз таки и
является отражением и формализацией именно
этих общественных условностей. Иное дело,
мера последовательности отражения в
содержании Закона этих условностей. Если
формализуется менталитет населения страны,
то это действительно полноценный
общественный закон и его верховенство, то
есть исполнительность, изначально
определена, независимо от соответствующих
заявлений. Если же это всего лишь благие
идеи некой, пусть даже самой элитной и
гениальной, части представителей страны, то
этот “закон” не более чем декларация и его
“верховенство” может быть только режимным,
что никак не гарантирует его повсеместную
исполняемость. Таким образом сама логика
диалектики законотворчества
заведомо уличает любые заверения в строгом
следовании означеным положениям, как
минимум, в популизме ибо истинное (правовое)
верховенство, как таковое, есть соотвествие
Закона природе бытия, а не благие
намерения.
Так
может, тактично обтекаемая форма тезиса
намекает на чисто субъективный характер
игнорирования законности в бывшем “социалистическом”
Узбекистане, то есть законно избранные
представители страны того времени реально
таковыми не являлись, и в рамках “Союза
независимых республик” представляли не
интересы независимости, а сугубо личные,
карьеристические надежды. Однако в
подобных обстоятельствах несколько
неуместно само будирование вопроса о
государственной независимости, ибо оно
смахивает на “бурю в стакане” с целью
смены отечественной мебели на импортную,
так как совершенно не посягает, более того,
потакает мышинной возне под ковром державы.
Не в связи ли с этим тезис наряду со
вскрытием основного негативизма, якобы
поправшего суверенность республики, с
апломбом утверждает, что сам момент
провозглашения независимости и публикация
ст.5 Основ государственной независимости
РУз полностью снимают препятствия для
верховенства Закона - дескать ОТНЫНЕ
достаточно необходимо обеспечена защита
отечества. Весьма безотвественное
заявление, ибо при всем желании только одно
наличие театральных атрибутов далеко еще не театр,
равно как политический театр отнюдь еще не
сама жизнь.
Тем
не менее, что же тогда сокрыто за столь
явным извращением природы законности,
допущенным приведенной цитатой, ведь и так
ясно: паразитизм злоупотребления
законностью никогда не был и не может быть
открытым противостоянием государственному
суверенитету, ибо именно в его рамках он
изначально скрыто посягает на
независимость НАСЕЛЕНИЯ
страны, настырно обращая его в рабов,
так как только в ‘криминальной
корпоративности’ (коррумпированности) его
общественной организации имеет
возможность удовлетворить свои
паразитарные аппетиты. Что же в конце
концов стоит за столь неуклюжей
СМЫЧКОЙ (неразрывным единением) основ
государственной независимости с... всего
лишь юридическим принципом
о верховенстве
Закона, столь самоуверенно заявленной в
одном из первых тезисов нашей
независимости? Досадная небрежность
стилистов или идеологическая стрела,
пущенная в глаз будущему?
К
сожалению, повсеместная установка на
императив (непререкаемость воли) силовых
институтов государства не сказав ни слова
указала на истинность последнего, то есть
на возрождение средневековых средств
управления эпохи Амира Тимура. И дистанция
национальных особенностей на пути в
рыночную экономику лишь
подтверждают это предположение.
Ну,
чем кончили Тимуриды, которые
пожиная плоды попытки Сахибкирана
интенсифицировать экономику через
возрождение Великого шелкового пути
бесславно уступили авансцену истории
шейбаниханской конгломерации
дештикипчакских племен (самоназвавшихся ‘узбеками’),
достаточно известно, равно как и первые
уроки по манипулированию верховенством
Закона, знакомы еще по аналам
Библии. Припомним хорошо забытое “новое”
и содрогнемся, ведь провозглашенный на
стрежне рабовладельческих отношений
пророком Моисеем юридический принцип
верховенства Таро (таро
- с др. евр. ‘закон’) в конечном итоге привел
к рассеянию этноса по всему миру.
Неужели особый путь государства
состоит в апробировании
не оправдавших себя исторических
тезисов в надежде обмануть то ли народ, то
ли природу. Увы, верховенство закона
реально осуществимо лишь при его
соответствии законам природы общества, а
никак не политическим целям, тем паче
благим намерениям пусть даже самой что ни
на есть харизматической личности.
Впрочем , если ей нечем более
общественно-бесполезным
заняться, то можно и закончики
пописывать, да с тем на них грешить, дескать,
это все не я - они не работают. Кстати, когда
это понял пророк Моисей, то он в сердцах
разбил (на то он и пророк) скрижали с
известным декалогом Яхве, представлявшего
нормы морального права. Естественно,
повторное возвещение Израилю десятословия
теперь уже Второзакония Господа
представляло не сами нормы, а более доступную
в исполнении их примитивно-ритуальную
регламентацию. Законы не придумываются
никакой компетенцией, они растворены в
многообразии общественных отношений и
далеко не очевидны для их открытия и
формализации. Чем глубже легализация этого
многообразия, тем легче легитимируются
массами условности формализации законов и
иных, неких особых путей их более удобного
освоения обществом в природе не существует.
Как
ни прискорбно, но приходится признать, что
избранная форма якобы общественного
законотворчества с так называемым учетом “широкого
обсуждения” весьма далека от означенных
норм природы и несмотря на признание ст.2
Основ государственной
независимости РУз о том, что суверенный
народ республики якобы единственный
источник государственной власти, она
максимально отстранена от менталитета
населения, то есть из должного научного
обобщения отношений социальной практики
скатилась к мелочной регламентации
частностей бытия, законодательно удушающей
инициативу и деловую активность масс. Пора бы усвоить,
если нет мочи понять, что
основополагающий принцип диалектики
РАЗВИТИЯ в природе
сориентирован на качественность (интенсификацию)
процессов и лишь в экологически
дефицитных (синкретизм связей) нишах
допускает в частном порядке их
экстенсификацию. А то мы, вторя промахи
Моисея, в который раз превращаем свои “десять
заповедей” независимости
в словесные дебри “Талмуда” , свобода
которых стала народу горше зависимости от
самого дикого рабства, ибо верховенство
повсеместной регламентации, выдаваемое за
закон, на деле является верховенством
тотальной КОРРУПЦИИ и ПРОИЗВОЛА. Само собой
разумеется, что в подобных условиях
декларирование самых
распрекрасных, самых совершенных и
своевременных, самых всемирнопризнанных
прав является самым циничным фарисейством
оголтелого БЕСПРАВИЯ.
Если
положить, что доведение десяти ПРАВОВЫХ
РЕГЛАМЕНТАЦИЙ до
шести сотен “Моисеевого
законодательства” запустило цепную
реакцию законотворческой шизофрении ‘фарисеев’
(высвеченных из всех) в их талмудации
РЕГЛАМЕНТАЦИЙ ПРАВА, отбросившей
государственность евреев к истокам ее
семитского становления, то уравнение
гармонии обращения правовых норм в
регламент права имеет вид 600:х=Ф (для
непосвященных: Ф - гармоническое среднее
Фидия, т.е. иррациональность золотой
пропорциональности = 1,62). Стало быть Моисею
с учетом менталитета своего народа
следовало бы благоразумно остановиться на
370-м уложении и тогда его регламентация прав
еще воспринималась бы должными нормами
права, а у последователей книжника Ездры
просто не нашлось бы оправданий
обособления в “великую
синагогу”.
Кстати,
неуемность их законотворческого зуда
инициировал синкретизм (неразвитость) их
пенитенциарного института... Вот сталинский
режим, развив мощную сеть лагерного “перевоспитания
масс”, мог позволить себе выдержать
установки закона гармонии управления без
известного вырождения правовых
регламентаций в регламентацию прав. Но как
только была осуждена “правовая”
методология ГУЛАГа демократию поразил
синдром “талмудации” законов, который
отнюдь не препятствует
реставрации основ “гулагизации”
права, так как в обоих случаях
игнорируется само обеспечение
правовой гарантии, только в первом
случае за счет перетолкования
её смысла обилием подзаконных актов, а во
втором - за счет манкирования самого
толкования закона.
Впрочем,
в Основах государственной независимости
РУз, провозглашенных 31.08.91, уже не десять
заповедей, то бишь статей,
а семнадцать. Из них, в отличие от
заповедей Моисея, лишь одна (ст.15) и та
бланкетно упоминает о правах и свободах
граждан. Таким образом, можно считать, что “модель”
новой Конституции как бы дополнена
тридцатью статьями Всеобщей Декларации
прав человека. Однако Конституция РУз от
8.12.92 содержит уже 128 статей. Из них порядка 30%
статей бланкетного толка, которые просто
ссылаются подобно справочникам на
законодательные источники, чем собственно
дезавуируется сама Конституция, как
руководящий первоисточник
законотворческой деятельности, ибо ст.15 К
РУз нивелирует “безусловность”
верховенства Конституции и законов РУз.
Хуже
того, столько же статей Основного документа
государства вообще несут запретительную
диспозицию, т.е. деквалифицируют его в
уголовную кодификацию. Можно конечно
пытаться следовать положению ст.16 К РУз и
всячески избегать толковать ее статьи в
ущерб “конституционности” ее реноме, но от
этого она не станет более демократичной,
скорее наоборот, ведь в этом случае свобода
мысли, слова и убеждений (“дарованные” ст.ст.29,
67 К РУз) стает никчемным позерством.
Вдумайтесь только, сама Конституция “рекомендует”
под страхом инкриминирования
посягательства на
основы государственности всячески
искажать истинный смысл Ее принципов под
условие только возможности нанесения Ей
некоего ущерба. Чем, собственно говоря, НЕ
известный кулик, который выбившись из грязи
в князи, естественно, не зная что делать ни с
одним, ни с другим, с помпой объявляет гниль
своего болотца превыше
грязи подозрений на разложение, да с тем
приказывает всем хвалить его земным раем.
Где ему, сирому, знать великую иронию
Иоганна Гёте о прекрасном мгновении,
остановка которого независимо от повода
чревата вечностью тьмы. Помнится, болото
возомнив себя таковым поглотило гнездо
кулика. Надо же и Ей (Конституции) вторить
столь позорной
двуличности. Она сама провозглашает
сомнение в правовой
состоятельности содержания Своих
принципов, заявляя при этом об Их безусловном
верховенстве.
Истинный
смысл конституции в ЕЕ кодификации ‘виртуальности
общих принципов’ (возможностей прав и
интересов) социализации граждан через
объективацию возложения обязанностей, но
никак не в нормах ЗАПРЕТОВ, даже если
эвфемизм их редукции
не обусловлен санкцией. В противном
случае Она выродится в основные постулаты
уголовного законодательства даже если
правовым смыслом содержания Своей 3-ей главы якобы дистанцируется от
законодательного нормирования. Правда этой,
несколько декларативной главе не хватило
надлежащей последовательности, иначе в ней
было бы уточнено, что ‘верховенство закона’
- основной принцип (постулат) правосудия,
которое призвано обеспечить обществу право
на СПРАВЕДЛИВОСТЬ, обязующее поголовно
всех к безусловному следованию нормам
законов, в то время как ‘верховенство
Конституции’ - принцип законотворческой
деятельности общества во исполнение права
на СУВЕРЕНИТЕТ, соответственно обязывающее
все нормоформирующие институты безусловно
следовать Её правовым гарантиям. Таким
образом принципы “верховенств Конституции
и законов”, являясь пусть основными, но все
же составляющими ТЕХНОЛОГИИ обеспечения
обществу конкретных правовых возможностей,
никак НЕ могут быть исключительностью
профессионального управления (верховенством)
в государстве, ибо они только опосредовано,
т.е. через дериваты осуществления
соответствующих прав членами общества,
способны характеризовать лишь аспекты
государственности. Сама собой
напрашивается мысль о каверзности
логического переноса разделительного
смысла на смысл собирательный. Интересно,
это компетентная нелепица (а sensu diviso
ad
sensum
compositum)
или все же хитро продуманная казуистика
софизма долговременного пользования?
Итак
17 статей Основ государственной
независимости РУз далеко не лучшим образом
трансформировались в 128 статей Основного
документа, удостоверяющего
государственность страны.
Дальше, естественно, больше.
Гражданский
кодекс с марта’97 обрел регламентационную
компетенцию в объеме 1199
статей по сравнению с предыдущей всего в 622
статьи. И это при том, что для оперативного
удобства из него выделены Жилищный кодекс
(63 статьи разрослись в 141), Кодекс об
административной ответственности в 241
статъю, и даже самый консервативный
Семейный кодекс хотя якобы и утратил 37
статей, но увеличил объем своих статей на 104
части (551 против бывших 447 частей). Таким
образом чисто гражданские правоотношения
регламентируют порядка двух тысяч только
кодифицированных статей. А ведь
законодательство содержит соответствующие
статьи не кодифицированных законов, кроме
того ожидаемая социальная стабилизация
страны характеризуется переводом правовых
акцентов на общественные и хозяйственно-трудовые
отношения, и уж здесь-то совсем не
предсказуем поток регламентаций.
Чем,
собственно, не возрождение “Талмуда”,
отгородившего в свое время святость Таро (Моисеева
закона) частоколом “устного закона” от
невежества “недорослей” и фактически
означающего АГОНИЮ популизма ВЕРХОВЕНСТВА
Закона в силу демонтажа
надстроечной организации государства в
элемент базиса. Впрочем, этакая “регламентация”
уже смахивает на какую-то невероятную
суперталмудацию, ибо даже емкость всего
лишь отрасли права нередко требует в
текущих оперативных реалиях
профессиональной кооперации юристов.
Можно
конечно оспаривать количественные
показатели законотворческой
активности, но и без этого очевидно, что
по законодательной экстенсивности
правовая регламентация уже обратилась в
РЕГЛАМЕНТАЦИЮ ПРАВ так как, если верить
науке, природа любого объединения людей
задает ему всего лишь порядка ДЕВЯТИ
ДЕСЯТКОВ проблемных сюжетов (оптимум прав
охватывает порядка 146 проблем) и никакая
активность, и никакие возможности их членов
не могут расширить эту классификацию, ибо
всё что сверх Её в той или иной степени
квалифицируется ДЕМАГОГИЕЙ
перестраховки.
В
свете столь обвальной регламентации прав
несколько иначе предстает сама Конституция
РУз. Обращает внимание, что все семь глав
второго раздела, в которых собственно и
кодифицируются основные права и свободы
человека включая и обязанности гражданина,
занимает объем в 7469 печатных знаков, в то
время как объем только трех глав пятого
раздела, гарантирующих полномочия высших
органов государственной власти, на порядок
выше (15782 печатных знака). Между прочим,
пятый раздел содержит еще шесть не менее
емких глав. Короче, создается впечатление,
что Народ Узбекистана 8.12.92 г. принял
Конституцию властных органов государства,
то бишь аппарата силового принуждения, а не
Своих суверенных прав и свобод.
Ст.
11 К РУз заявляет,
что государственная власть основывается на
принципе разделения властей, в том числе
судебную. Однако, если Президент РУз, Олий
Мажлис РУз и местные представительные
органы избираемы гражданами республики, то
вот судебная власть конституционно
зависима от исполнительной. Конкретно п.11
ст.93 К РУз регламентирует в компетенцию
Президента РУз назначение и освобождение
от должностей судей.
С
чего бы подобная централизация, почему-то
сохранившаяся даже после присоединения
Республики Узбекистан (постановлением Олий
Мажлиса РУз за N127-1 от 31.08.95) к
Международному пакту о политических и
гражданских правах от 16.12.66 хотя Его п.1 ст.14
обязывает на “компетентности,
НЕЗАВИСИМОСТИ и беспристрастности суда,
созданного на основании закона”.
Ну, да ладно, пусть несколько странно
выглядит принцип республиканизма, зато ст.15
К РУз гарантирует, что государство, его
органы, должностные лица, общественные
объединения, граждане действуют в
соответствии с Конституцией и законами. В ‘соответствии’
- это, стало быть, как?
Один
тип соответствия - ИМПЕРАТИВ, т.е.
настоятельное, почти предписывающее (прескриптивное)
требование исполнения, в то время, как
другой -
ДИСПОЗИТИВНЫЙ, предполагает в зависимости
от обстоятельств выбор нормативных
альтернатив. В силу этого
государственность с жесткой,
прескриптивной управляемостью, независимо
от её номинативных деклараций, обычно
входит в историю “имперской”, не
нуждающейся ни в аргументации, ни тем более
в установлении ИСТИН, в отличие от “правовой”,
опирающейся на гражданскую
самоуправляемость в обществе.
Вновь
некая, но существенная неопределенность,
тем паче, что постижение истины далеко не
тривиальное действо. Но вот ст.ст.97,67 и 42,
соответственно УПК, ГПК и ХПК РУз, нормируют
руководствоваться, т.е.
действовать сообразно предписаний закона
при ОЦЕНКЕ относимости, допустимости,
достоверности и достаточности совокупных
ДОКАЗАТЕЛЬСТВ (должных неоспоримо
установить истину) по (! ! !)
СВОЕМУ ВНУТРЕННЕМУ УБЕЖДЕНИЮ.
А
это, собственно, как? При чем чья-то
субъективность убеждений к узловому
вопросу правосудия? Если доказательства
установили истину - проблем нет. Если же нет
- есть принцип презумпции невиновности.
Все объективно однозначно. Впрочем,
есть еще третий, естественно
противоправный, вариант -
предустановленная кем-то “сила” некой
доказанности и в этом случае вообще не
важна сама ‘виновность’ или ‘невиновность’,
ибо преступления против правосудия
изначально не может быть, так как УБЕЖДЕНИЯ,
тем паче внутренние, не являются ДЕЯНИЕМ и,
следовательно, не влекут ответственности.
Стало
быть, институт суда всего лишь номинально
является таковым, ибо содержит от него
только одно название, а по сути это
модернизированная под современность “ответственность”
внутренней убежденности известных римских
трибунов, коррумпированная
неприкосновенность личной воли “казнить и
миловать” которых уже не сопровождается
экскортом ликторов, экипированных знаками
высшей власти - фасцами (фашина из прутьев с
воткнутой секирой), а статьями
соответствующих кодексов.
Маленькое
уточнение: трибуны древнего Рима не
назначались императором, а избирались
народом, в силу чего им все же приходилось
хотя бы играть в “беспристрастность” при
физическом устранении политических
противников.
Тем
не менее такова законодательная цена
справедливости: три слова всего и
демократичность социального института, что
бы о ней не сочиняли, как бы ее не
превозносили, приказала долго жить, т.е.
низвергнута на уровень первобытного линча.
Только три слова всего, а сколько подобных
слов ещё нашпиговано в неразливанном море
РЕГЛАМЕНТАЦИЙ ПРАВ Законодательством РУз и
“благие” намерения естественно мостят
всем Нам дорогу в ад.
Из
наличия изложенного правового бесправия,
чаще именуемого в быту формально
недоказуемым “беспределом”, следует
насущная необходимость, как минимум:
Во-первых,
конкретизировать процесс правосудия (в
первую очередь уголовного) до еще одной
инстанции, - ПРАВООХРАННОЙ,
предваряющей кортеж правозащитных (следственных)
и правовосстановительных (судебных)
юридических процедур, чем собственно
восстановить узурпированную властью у
общества ЕГО волю возбуждения дел
правовосстановительного производства,
которая была делегирована ей под
единоличное начало только в части
исключительно явной агрессии деяния. К
сожалению сплошь и рядом компетентные на то
лица злоупотреляют доверием общества с
якобы политических или экономических
соображений, в связи с чем надлежит немедля
вернуть обществу в лице правозащитных
организаций, в
крайнем случае присяжных, должное
выявление наличия оснований ПРЕДПОЛАГАТЬ
то или иное право реально НАРУШЕННЫМ
и исходя из СТЕПЕНИ его нарушения
давать САНКЦИЮ на правозащитные действия
соответствующей инстанции.
Во-вторых,
отказаться от исторически и диалектически
опровергшей свою состоятельность СМЫЧКИ
государственности с бесспорно верным, но к
сожалению всего лишь юридическим принципом
‘верховенства закона’,
èáî
èñòèííûì
âåðõîâåíñòâîì
â îáùåñòâå
îáëàäàåò
ÂÎËß ïðèðîäû
êóëüòóðíîãî
îñâîåíèÿ
ñòðàíû,
êîíñîëèäèðîâàííàÿ
àêòèâíûìè
созидательными действиями его
ОБЩЕСТВЕННЫХ объединений, интегрируемость
которых, и не более того, призвана
обеспечить государственность, так как все,
что сверх её объединительных усилий,
именуется âìåøàòåëüñòâîì
â
äåÿòåëüíîñòü
îáùåñòâà (ýòàòèçìîì).
 êîíöå
êîíöîâ, ÷òî
ýòî çà òàêîå
âåðõîâåíñòâî,
êîòîðîå
ìîæíî ïðè æелании
безнаказанно игнорировать, особенно когда
наделен неким (подумать
только!) властным иммунитетом, и где оно, это
верховенство бессовестно обретается пока
его законность, так сказать, НЕ открыта и НЕ
зафиксирована обществом?
Затевать вокруг
этой истины дискуссии могут разве
инфатильные недоросли, да выжившие из ума
демагоги, всё ещё пытающиеся (далеко не
безуспешно) опрофанить массы, дабы
безнаказанно держать под своим контролем
общество, скажем прямо, стадо невежд, верно
служащее в этом случае их
шкурным интересам.
Итак,
не без пользы проблуждав в лабиринтах лжи
мифологизированного “верховенства”, по
сути вернулись на круги своя, к заявленному
заглавием вопросу.
Однако, в свете казуистики пройденных
кругов, теперь всяк имеющий глаза - увидит,
всяк имеющий разум - поймет, что об истинном
верховенстве рес-публики, то бишь
ментальности народа говорить не приходится,
ибо Конституция РУз, стыдливо
замалчивая вопрос об её верховенстве, как
бы походя обмолвилась одной строкой ст.7 К
РУз, в частности, заявив, что Народ
Узбекистана является единственным
ИСТОЧНИКОМ государственной власти, которая
дескать, по крайней мере формально, не
претендует на верховенство, так как
фактически осуществляет его. При этом
ментальность народа всего лишь “источник” и
не более того, т.е. ЭЛЕКТОРАТ в
избирательных играх власти, а после их -
забыть и растереть за ненадобностью до
следующего цикла игры в единодушное
подтверждение верности режиму.
А. САД – координатор ОПЧУ
Гостевая книга Форум Чат Сообщество правозащитников Почта Опросы общественного мнения Узбекчa Русский English France
