Общество Прав Человека Узбекистана

Официальный сайт

В условиях отсутствия справедливости и правосудия

государство превращается в шайку разбойников

Августин Аврелий

Гостевая книга Форум Чат Сообщество правозащитников Почта Опросы общественного мнения Узбекчa Русский English France

ЛИЦО ПРАВОСУДИЯ В УЗБЕКИСТАНЕ

15 января 2001 года

“В условиях отсутствия справедливости и

правосудия государство превращается в шайку разбойников”

Августин Аврелий

О ПРАВОСУДИИ В УЗБЕКИСТАНЕ

А.Сад – координатор ОПЧУ

ПРАВОСУДИЕ - по восприятию древних славян это “распределение по трудам”, т.е. один из принципов родо-общиной справедливости. Однако в связи с едва ли не врожденным эгалитаризмом славян, другими словами едва ли не патологическим равенством всех, неважно в чем, пусть даже в пауперизме (общей нищете), но тем не менее равенстве, понятие не легло в основу технократических и меритократических социальных построений. Таким образом, при разложении первобытно-общинной демократии “правосудие” перекочевало в систему централизации власти и превратилось в карающее единоначалие “каждому по его заслугам”. Еще более любимым, едва ли необходимым атрибутом оно стало у тиранов самого разного пошиба. “Правосудие” - это единственное чем они могли маскировать свою противоправную сущность, вводить в заблуждение массы для дальнейшего продолжения своей деспотической политики. Поэтому вся система “правосудия” всегда декларировалась независимой, хотя полностью зависела едва ли не от чоха тирана.

Правосудие Узбекистана находится в весьма интересном положении. С одной стороны оно вынуждено соответствовать Европейским стандартам, а с другой стороны декларированное Законодательством РУз правосудие естественно не устраивает далеко недемократическим запросам политики с Большой буквы.

В подобных случаях тираны всегда бросаются в омут провокаций. Не минули они и судьбу национального правосудия. Несмотря на то, что органы правосудия фактически назначаемы сверху, им, по-видимому, так же сверху негласно дано право “делать доллары”.

Нынче верховная цель, повсеместно показать якобы полную несостоятельность Европейской модели правосудия и неприемлемость её к местным условиям общественного устройства. Власть с нетерпением ждет когда же массы “взорвутся” от тотального самодурства якобы навязанного Европой правосудия и тогда она как “спасительница народа” дарует новую систему правосудия, естественно более удобную для политической тирании. И это коррумпированное самодурство в корпоративном порядке снизу до верха уже хлещет через край. Фактически нынешнее правосудие - это криминальный клан в обществе в “деятельности” которого пока заинтересованы верхи, а низы, естественно, при всем их желании не в силах средствами закона (их исполнение в руках того же клана) даже мало-мальски повлиять на его заведомую преступность.

Чем кончится эта кампания преднамеренной дискредитации правосудия и на что ее в конце концов поменяют, дабы власти “нагляднее” оправдать пролонгацию её компетенции “реформаторов общества”.

Обычно, достаточно откровенные вопросы о состоянии правосудия в Узбекистане, не получив должного освещения, сворачиваются под досужие вопли о необоснованно завышенных требованиях к национальному институту правосудия. Именно нелепость подобных обвинений полагает вполне уместным открывать их с превентивного характера далеко небезынтересного теоретического экскурса в диалектику природы самого вопроса.

ПРАВОСУДИЕ, как судьбоносная установка общества на его социальную консолидацию, является в известном смысле индикатором генерализации обратной связи власти с управляемым ею обществом. Следовательно, реально нет, и не может быть в природе, самой концепции “независимости суда”, конечно, если это не заведомо демагогические построения. Даже имманентно находящиеся в вертикальной директивно-надзорной связи, якобы вполне самодостаточные инстанции правосудия и те обречены, по определению, быть отнюдь не “третьей властью”, а всего-навсего “слугою двух господ”, т.е. номинально служа каждому гражданину общества на деле ревностно прислуживать камарилье, либо наоборот, и третьей альтернативы нет.

При этом, режим сильной власти изначально инспирирует “необходимость” некой дистанции между правосудием и обществом, превращая первого парадигмой тотальности этатизма в послушное (фактически преступное) орудие легитимации прессинга репрессивности его волюнтаризма. Впрочем, это и есть отличительный признак имперского извращения правосудия, низовые инстанции которого обычно инкорпорируют психически ущербных дебилов, дисциплинированно обеспечивающих любую нелепость заведомых установок (предустановленности) инквизиторских процессов, ибо последних заботит отнюдь не истина, как таковая, а всего лишь безнаказанность фертильного удовлетворения своих сугубо животных, садистских запросов. Его инстанции фетиша по культовой режиссуре беспредела “охраны, защиты и восстановления” прав в свою очередь заняты искусством “вешать лапшу” (дезинформировать) всем и вся, дабы гарантировать прегнантность опять таки собственной карьеры, а не правосудия. Наконец, флюгерной инстанции, в ее заведомо пустых хлопотах о текущем прагматизме политической непогоды, совершенно недосуг заниматься подобной “мелочью” и она огульно откупается обязательством ревностно блюсти иммунитет своих ставленников.

Ну, а с вполне закономерным в данных обстоятельствах “обретением” институтом правосудия, несвойственной его природе, установки на идеологический стандарт или еще хуже экономический базис общества, монополия социально-репрессивной корпоративности и вовсе вырождается в инструмент базиса. Однако, в силу отсутствия у надстройки производственно-функциональных структур, подобная метаморфоза обычно влечет аннигиляцию общества, по сути узурпированного не важно внутренней или внешней паразитарной структурой.

Следовательно, не без оснований полагаясь на корпоративность иммунитета, правосудие вполне сознательно избирает правовой компромисс в пользу усиления власти, чем собственно сверху донизу замыкается на якобы социальную обреченность (сродни алкоголизму и наркомании) зависимости бытия от коррупции, рэкета, пыток и прочих девиантных обстоятельств. Больше того оно само системно провоцирует и фабрикует их, ну хотя бы под “обеспечение” занятости своих кадров, да и в оправдание их окладов. К сожалению, никакие декларации, конвенции и законы не помеха заданной сверху фальсификации, по крайней мере в условиях тоталитарного режима, который просто немыслим вне постоянного будирования страха. Суровое молчание Истории лишь подтверждает столь неутешительные перспективы общественных формаций, в которых правосудие и иже с ним манкируют надлежащее служение интересам общества, обычно конституционно декларируемое принципом ВЕРХОВЕНСТВА ЗАКОНА.

Так при разложении первобытнообщинной демократии "правосудие" успешно перекочевало в систему централизации власти и превратилось в карающее единоначалие “каждому по его заслугам”. Ещё более любимым, едва ли неотъемлемым атрибутом оно стало у тиранов самого разного пошиба. “Правосудие” – это тот фиговый лист, которым они, презрев совесть, могут, вводя в заблуждение массы, прикрыть свою противоправную сущность для дальнейшей эскалации своей антиобщественной политики. Поэтому все “системы правосудия” всегда преднамеренно декларировались независимыми институтами, хотя полностью зависели едва ли не от чоха тирана.

Правосудие Узбекистана также находится в весьма любопытном положении. С одной стороны оно как бы вынуждено соответствовать международным стандартам, а с другой стороны декларированное Законодательством РУз правосудие весьма далеко от реалий “демократических” запросов Политики с Большой буквы. Тем не менее, они все настойчивее лоббируются истеблишментом региона.

В подобных случаях тираны всегда бросаются в омут провокаций. Не минули они и судьбу национального правосудия. Несмотря на то, что органы правосудия фактически назначены сверху им, по-видимому, так же сверху негласно гарантирован иммунитет “самоокупаемости” их потребительства, которое как водится, не страдает излишней скромностью. Надо полагать, это иудина мзда за соучастие “правосудия” в части установки идеологических стандартов, да и экономических заодно.

Сложно предположить подобное невежество власти. Следовательно, нынче верховная цель, повсеместно показать якобы полную несостоятельность международной модели правосудия и неприемлемость её к местным условиям общественного устройства. Похоже, власть с нетерпением ждет, когда же массы “взорвутся” от спровоцированного ею самодурства, якобы навязанного Европой правосудия и тогда она как “спасительница народа” дарует новую систему правосудия, валидную политической тирании.

И это коррумпированное самодурство в корпоративном порядке снизу до верха уже хлещет через край, так что невозможно даже представить, чем кончится эта кампания преднамеренной дискредитации версии организации правосудия и на что её, в конце концов, поменяют, дабы власть предержащим нагляднее “оправдать” пролонгацию её компетенции “реформаторов общества”. В силу этого императивность власти, вырождаясь в помпадурство, надлежащим образом “информируется”, но не о реальных социальных деликтах, действительно могущих нести опасность обществу, а об эпатирующей “весомости” подтверждений, ее “мудрой проницательности”. Проще говоря, если вверху ненароком чихнут о шпионаже - государство сотрясает шпиономания, если икнут о ваххабизме (не суть важно, что под этим имелось в виду), то все - неизбежна тотальность государственной пандемии бредовой истерии, если же кашлянут...

Фактически нынешняя система охраны, защиты и восстановления прав – это организованная сверху легальность делинквентов в обществе, по образцу опричнины или инквизиции, и низы, естественно, не в силах средствами закона (их исполнение в руках той же структуры) даже мало-мальски повлиять на их заведомую преступность. Собственно говоря, всей этой структуре, официально якобы независимых друг от друга органов, даже без надобности их конституционный иммунитет, так как они до такой степени единый корпоративно-репрессивный инструмент, что практически никто из непосвященных ни при каких обстоятельствах не сможет привлечь их к ответственности.

Как бы там ни было, но по существу налицо факт отсутствия гарантированной конституцией НЕЗАВИСИМОСТИ национальных судебных органов, так как реальным гарантом фактически тотальному извращению процессуальной функции правосудия может быть только наличие иммунитета чисто корпоративного толка. Сама же очевидность едва ли не штатной предустановленности “разрешения” правосудием дел подчеркивает не только отсутствие какой-либо ответственности судей перед Законом, но и развившуюся на этой почве их профессиональную НЕКОМПЕТЕНТНОСТЬ.

Наиболее бесспорными примерами в потоке циничных покушений и злостных преступлений со стороны самих органов правосудия против конституционного права граждан на судебную защиту предстают “Дело Рахмановой – Казакова” и “Дело Ахмедовой”. Они ясно показывают, что на текущий момент верховенство Конституции и законов РУз, разделение властей, тем паче независимость и подчинение судей исключительно Закону чистейшей воды профанация масс. Налицо централизовано единый, бюрократически отлаженный, корпоративно связанный монолит непререкаемости тоталитарного права “казнить и миловать” по некоему “внутреннему убеждению” кого-то там, якобы “наверху” и не более того.

Так в доминантном эпизоде “Дела Казакова” профессионально военный суд умозрительно “доказал” факт ХИЩЕНИЯ оружия и боеприпасов ОФИЦЕРОМ высшего ранга при (!?) проведении им оперативных мероприятий (понятно, что изначально военизированных и заведомо коллективных действиях) по его изъятию. Для чего он (суд) предвзято выдал всего лишь прикосновенность С.С.Казакова к обеспечению СОХРАНЕНИЯ (ограничения доступа к пользованию) за некий признак ХИЩЕНИЯ и все инстанции правосудия в унисон сочли данную, заведомо ложную установку исчерпывающе доказанной. Такое, стало быть, корпоративное единодушие при всей очевидности отсутствия фактов злоупотребления отчуждением (ЗАВЛАДЕНИЯ), умысла удержания (ХРАНЕНИЯ) и корысти обращения (ПРИСВОЕНИЯ), т.е. презюмированного наличия не иначе как процедуры сохранения. Понятно, что статья о неком хищении заведомо “притянута за уши” ибо явно ОТСУТСТВУЕТ сам криминал события и в плане целевой направленности, объема, мотивации умысла, скрытости подготовки деяния, и в плане статуса носителя деяния, и даже общественной опасности его последствий. Суд традиционно подстроил “доказанность” предъявленного обвинения не на конкретном составе фактов, а на одиозной игре в слова и, по всему похоже, непререкаемом праве обвинять.

Налицо ПЕРЕНОС разделительного смысла на смысл собирательный (а sensu diviso a sensum compositum), т.е. необоснованность применения в отношении действий военнослужащих, профессионально работающих с вооружением, закона для цивильных субъектов, не наделенных правом доступа к оружию. Уже одно это наводит на мысль о заведомо обвинительной установке (предустановленности) самого уголовного дела, ибо не возможно понять, почему в столь тривиальной ситуации ВСЕ инстанции компетентного военного суда оказались “бессильными” разобраться в деловом обороте сугубо своей сферы. В этом случае резонен вопрос о смысле введения военной профессионализации суда, как таковой.

Тем не менее, С.С.Казакову было назначено наказание отбытием 14 лет лишения свободы в колонии строгого режима с конфискацией имущества.

Однако, изложенная квазиправосудность уголовного преследования С.С.Казакова этим не завершилась, ибо повлекла своим последствием нарушение прав и законных интересов Д.Э.Рахмановой.

Во время наложения ареста на собственность С.С.Казакова под обеспечение возможной её конфискации, процедура описи соответствующего имущества умышленно производилась без должной (согласно Уголовно-процессуальному Законодательству) его идентификации по принадлежности.

Так, ради искусственного создания (фальсификации) уголовно преследуемого ущерба, якобы нанесенного деянием С.С.Казакова, было чохом описано всё имущество, находившееся как по месту проживания Д.Э.Рахмановой, так и ее сестры. Туда в частности было включено даже домостроение, находившееся в стадии незавершенного объекта, в силу чего оно вообще НЕ является собственностью как таковой и, стало быть, по определению не подлежало конфискации. Также походя, были изъяты предметы коммерческой сделки, транзитом размещенные по месту проживания сестры и удостоверенные должным порядком на родственника. Все прочие вещи были презентованы семьями жениха и невесты в силу полного отсутствия у Д.Э.Рахмановой и С,С,Казакова своего имущества. Последний кстати оставил свою собственность в полном объеме первой жене, официально состоявшей с ним на тот момент в браке.

Тем не менее, Яккасарайский райсуд конкретно удостоверившись в правовой несостоятельности конфискации неправомерно арестованного имущества, чем собственно выявил существенное основание реабилитирующему пересмотру приговора в порядке вновь открывшихся обстоятельств, и… поступил отнюдь не согласно законности, а в точности до наоборот.

Умышленно вводя в процессуальное заблуждение лицо, всего лишь добросовестно содействующее осуществлению правосудия (хранителя имущества), райсуд неправомерно принудил его подать 23.03.99 исковое заявление. Однако компромисс обращения “содействующего” в “истца” опять-таки не лишал Д.Э.Рахманову права на судебную защиту, что совершенно не входило в обвинительную предустановленность приговора. И вот, несмотря на регламент рассмотрения исков в месячный срок суды всех инстанций, заведомо зная о разрешении дела в пользу истца, уже более года измываются над ним, домогаясь “добровольности” его отказа от своих имущественных прав. И вся эта судебная тяжба, стало быть, ради фиктивной легитимации законности, обоснованности и справедливости неправосудного приговора, т.е. ради корпоративного укрывательства судебного деликта.

Больше того, не добившись от Д.Э.Рахмановой “добровольного” сложения (возложенных предварительным следствием) обязательств по сохранению описанного имущества Яккасарайский райсуд 26.07.99г, что называется, продемонстрировал у кого реальная власть. Полный состав (надо полагать для вящей убедительности отсутствия правомочий) судебных исполнителей Яккасарайского райсуда, попирая нормы ГПК РУз, и в нарушение четырех статей УК РУз разбойным образом вломился в дом. Они просто опустошили его, естественно ни чуть не заботясь о документировании самого факта противоправного овладения заведомо чужой собственностью. Вызывающая дерзость и циничность по сути публичного разбоя объективно свидетельствует о негласном наличии у исполнителей преступления корпоративного иммунитета.

И действительно, районный суд уже который месяц кряду, все больше втягиваясь в соучастие теперь уже по групповому посягательству на основы прав граждан, гарантированных Конституцией РУз, успешно чинит всяческие препятствия должному возбуждению уголовного дела по вполне очевидному составу признаков преступлений согласно ст.ст.206, 142, 138, 132 УК РУз. То же обстоятельство, что принятие решения о возбуждении уголовного дела регламентировано Уголовно-процессуальным законодательством РУз по максимуму десятью сутками, говорит само за себя.

Таким образом, уголовное преследование С.С.Казакова и “гражданское производство” по иску Д.Э.Рахмановой однозначно демонстрируют наличие двойного стандарта национального правосудия под сенью “верховенства закона и Конституции”, точнее о весьма вольном использовании сотрудниками органов правосудия и иже с ними норм Законодательства РУз в сугубо своих, закрытых интересах.

Еще более безобразным выглядит так называемое “Дело Ахмедова”. Если в “Деле Рахмановой – Казакова” правосудие хотя и неуклюже, но все же пытается выдать оголтелое беззаконие за “верховенство закона”, то в отношении К.Б.Ахмедова не прослеживается даже этого. Зато ясно проявляется тупая бездарность исполнения правосудием и иже с ним политического заказа тоталитарного режима, для которого искони присущ патологический страх перед харизмой исходящей не по верховному соизволению.

Не иначе как под реляции об якобы подтвердившейся организованности неких религиозных течений, в списочный порядок которых обычно причисляют всех, не важно по каким причинам, неугодных лиц, было противоправно возбуждено уголовное дело на К.Б.Ахмедова. При отсутствии соответствующего компромата на, в принципе безгрешного, служителя махалинской общины, заинтересованным лицам пришлось его искусственно создать. Во исполнение преступного замысла был придуман некий совершенно немотивированный “осмотр” места, неизвестно какого преступления, необъяснимым образом включившего в себя двор и даже жилой дом К.Б.Ахмедова, так как никаких очевидных преступных деяний в данной округе вообще не зарегистрировано. Как бы там ни было, но 12.12.99 имел место противоправный и несанкционированный обыск, “процессуально” представлявший собой налет дюжины неких представителей органов, под неуправляемую вседозволенность действий которых успешно завершилась операция по искусственному “нахождению” 13-ти прокламаций.

Для оправдания этих, уголовно наказуемых деяний следственному органу пришлось в пожарном порядке переиграть эти обстоятельства. “Осмотр”, опять таки не обыск, теперь почему-то проводился в связи с неким, анонимным доносом. Таким образом, при явном отсутствии законных повода и оснований умышленно возбуждается заведомо противоправное уголовное дело №23/1410. Больше того оно преднамеренно передается на предварительное следствие совершенно вразрез надлежащей подследственности. Таким образом, следователю УВД, не обладавшему должной следственной правомочностью по такого рода делам и, естественно, совершенно никакими фактоустановительными возможностями по предъявленному обвинению, пришлось для сокрытия заведомого преступления против правосудия заняться чистейшей обвинительной графоманией.

Даже вынося постановление о допуске Р.Ахмедовой к уголовному производству в качестве защитника обвиняемого, он менее всего желал реального обеспечения последнего фактическими возможностями защиты от предъявленного ему обвинения. Следователь злонамеренно полагал всего лишь использовать её правовой оптимизм в придании некой косметической “законности” заведомо противоправному уголовному производству. Поэтому, когда действия защиты вышли за предустановленность обвинения уголовного процесса, то он, цинично игнорируя права защиты, в срочном порядке фальсифицирует окончание предварительного следствия.

Изначально противоправное дело вновь умышленно направляется не по надлежащей подсудности. Судья, не имея ни морального, ни юридического права даже принимать в свое производство явно неподсудное районному суду уголовное дело, в свою очередь вступил в конфликт с Законами РУз. Скажем прямо: уголовное дело № 23/1410 рассматривалось в Паркентском райсуде Ташкентской области “преступником в законе”, именуемый из-за несовершенства системы – судьей, в силу чего принципиально не имеет смысла обсуждать даже сам вопрос о какой-то там степени законности, как самого процесса, так и соответствующего приговора. Подобная злостность глумления над принципом верховенства закона, собственно, имеет место только в связи с наличием негласного корпоративного иммунитета умноженного на конституционный иммунитет.